Рубрики
Публикации

Сложно ли сыграть великого князя?

Алексей Видов — актер, режиссер, сценарист. Он сыграл святого князя Александра Невского в документальном сериале «Рюриковичи. История первой династии». Чего боялся актер, приступая к съемкам? Почему главной сценой он считает сцену пострижения в схиму? Об этом мы поговорили с Алексеем, а также о том, кто одолжен поддерживать искусство — власти предержащие или частные меценаты? Ведь среди его режиссерских работ — многосерийный документальный фильм о Российской академии художеств.

Постриг — ключевая сцена

— Алексей, сложнее сниматься в игровом кино или документальном? В документальном герой не говорит, то есть актер не может голосом создавать образ…

— На самом деле, и в документальном работаешь, как в игровом. В «Рюриковичах» мы играли по-настоящему, тем более там было что играть. Более того, сниматься в этом фильме было втройне интереснее, чем, скажем, играть в театре или в «обычном» кино сцену с текстом. Для меня эта работа была ценна еще и потому, что это своего рода возвращение к заре кинематографа, когда кино было немым и просто читался закадровый текст. Здесь — такая же история: максимум, что мне разрешалось произносить, — это молитвы и ключевые фразы, такие, как, например, фраза, обращенная к послам, что наша вера была и останется православной.

У Станиславского есть высказывание, что самое главное в роли — внутренний монолог. Для меня внутренним монологом в данном случае была личная внутренняя молитва, и она мне очень помогала. Молился не потому, что боялся не справиться, а потому что непрестанная молитва наверняка была состоянием души князя Александра.

Кадр из телепроекта «Рюриковичи»

— Почему серия об Александре Невском начинается не с его побед, а со сцены пострижения в схиму?

— Наверное, потому, что это — ключевой момент в его жизни. Кажется, Эдвард Радзинский сказал, что для политика, государственного деятеля важным оказывается не то, каким было рождение, а то, какой была смерть, как он принял её. Александр Невский принял монашество, то есть вся его жизнь заканчивалась полным посвящением себя Богу.

В какой-то степени (речь, конечно, не о прямых параллелях, а именно о конце пути) мне здесь вспоминается одно из любимых литературных произведений — «Очарованный странник» Лескова, где главный герой как только ни жил, через какие искушения ни прошел, но в конце жизни Господь привел его в монастырь…

Снимали мы сцену пострига на второй день работы, практически сразу. Я еще никого не знал из съемочной группы (она была питерской). В первый день мы снимали проходы — в полном снаряжении, — и на меня смотрели несколько косо: «Неужели он сможет сыграть нормально?» А потом — сцена пострига, серьезная, сложная и интересная, в том числе актерски. После ко мне подошла художник-гример и сказала, что моя игра её внутренне задела.

Неожиданное предложение

— А как вы попали в этот проект?

— Почти случайно. Сначала я думал, что не очень хочу сниматься в документальном фильме, но меня уговорили прийти на пробы. Хотя именно с актерской точки зрения из Рюриковичей мне больше хотелось сыграть Ивана Грозного или царя Феодора. Я же учился в Щепкинском училище, и эти роли из трагедий А.К. Толстого — «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Борис», — то, о чем я продолжаю мечтать: сыграть их на театральной сцене. А здесь я думал: ну как я смогу сыграть Невского, тем более что мы все в кино его помним в исполнении Черкасова в легендарном фильме Эйзенштейна! Так что пробы, на мой взгляд, прошли вяло, я про них забыл. Прошло полгода, и вдруг мне снится сон: я захожу в какую-то бухгалтерию, бухгалтер дает ведомость со словами: «Найдите себя и распишитесь». Я нахожу фамилию Невский и, к своему удивлению, расписываюсь. Через час после того как я проснулся, мне позвонил мой агент: «Тебя утвердили». И я — испугался, ведь мне предстоит играть не вымышленного персонажа, и не просто историческую личность, а — святого. И как — сыграть правильно, точно? Конечно же, прежде чем приступить к работе, я поехал в московский Данилов монастырь, где хранится частица мощей святого благоверного князя, чтобы помолиться у них. Первое, что сделал, прилетев в Петербург, — пошел в Александро-Невскую лавру.

— Были факты об Александре Невском, на которые вы раньше не обращали внимания, а во время работы над ролью заметили?

— У нас с советских времен было представление об Александре Невском, как о молодом князе-победителе, которой молодым выиграл Ледовое побоище, Невскую битву и… Дальше о нем обычно не говорили, а ведь он прожил 42 года. Важны не только победы на поле боя, но и другие: князь был искусным дипломатом, сохранил и нашу веру, и Русь… То есть для меня он открылся не только как полководец, но и как мудрый правитель.

Два главных художника

— Вы снимали документальный сериал о Российской академии художеств. Почему эта тема? Вы откликнулись на предложение или это была ваша идея?

— Здесь всё сложилось: мне хотелось сделать фильм об искусстве, и как раз Зураб Церетели выступил с инициативой сделать большой фильм об Академии художеств, начиная с самого её начала, от завещания Петра Первого. Работать над этим фильмом было здорово, тем более, нам очень помогал Зураб Константинович. Перед нами открывались двери всех музеев, мы снимали подлинники — в Эрмитаже, в Русском музее, в Третьяковской галерее.

Вообще в моей жизни есть два главных художника — Зураб Церетели и Илья Глазунов. Об Илье Сергеевиче я снял большой фильм, мы ездили с ним в Петербург, он показывал мне свой родной город, двор блокадного детства, дом, где умерли почти все его родные. Потом повел меня на могилу главного для него писателя — Достоевского — в некрополе Александро-Невской лавры. Петербург после этой поездки для меня — это и город Глазунова.

— Как произошло ваше знакомство с Ильей Глазуновым?

— Можно сказать, что в детстве. Когда мне было года четыре, дедушка подарил мне большой красочный альбом Глазунова. Помню, какое на меня, ребенка, произвели впечатление его работы — русские красавицы в кокошниках, иллюстрации к роману А.К. Толстого «Князь Серебряный». Может быть, они на каком-то бессознательном уровне определили мою дальнейшую любовь к России. А вот обо мне Илья Сергеевич узнал гораздо позднее: нас познакомил замечательный поэт Андрей Дементьев лет пятнадцать назад.

— Что, на ваш взгляд, самое главное в творчестве Ильи Глазунова?

— Главное про себя он сам сказал в одном из своих интервью: «Я — русский художник». И для меня он как раз — русский художник, продолжатель традиций Нестерова, Васнецова. И потому я построил фильм так, что там были и высказывания, цитаты любимых художников Ильи Сергеевича. Да, он жил в советское время, да, у него есть циклы работ «Вьетнам», «Никарагуа», портреты правителей разных стран — от Индиры Ганди, но прежде всего он — русский художник, сумевший в главных своих произведениях предать другим чувство России, чувство Родины.

Точка преломления

— Вернемся к сериалу про Академию художеств. В первых кадрах мы видим работу Серова «Петр I», и сразу задается динамика. Кто выбрал именно это изображение Петра?

— Я в этом фильме режиссер и автор сценария, и мне показалась, что именно эта картина передает стремительную деятельность Петра I. Но когда я снимал этот фильм, мне было еще не очень много лет, и многое я делал интуитивно, по наитию. Предыдущий опыт документального кино был еще небольшим. Мне повезло, что продюсеры позволяли это делать.

В фильме «Андрей Рублев» Тарковского есть замечательная новелла «Колокол», где Николай Бурляев играет Бориску Моторина — молодого человека, который не знает секрет изготовления колоколов, но берется отлить колокол, и в конце концов, с Божией помощью, у него этот колокол получается. У меня было абсолютно то же самое в жизни, когда я пришел в документальное кино, начал снимать, например, документальный сериал «Паломничество в Вечную Россию»: одно дело играть, и совершенно другое — делать фильмы, писать образы через картины, через монтаж, через звук. И мне во многом помогало то самое наитие, и я чувствовал Божию помощь.

— Каким периодом времени заканчивается сериал об Академии художеств?

— Возрождением Академии. В девяностые годы прошлого века всё вокруг разваливалось, под вопросом было само существование Академии, поскольку не было денег. И вот в это время президентом Академии назначили как раз Зураба Церетели, ему выпала миссия возрождать Академию, и он вкладывал в это, в том числе, свои личные средства. Дальше мы уже не снимали — наша задача была показать течение истории, а не современность.

— А кто из художников прошлого, о которых вы говорили в сериале, вам особенно интересен?

— Михаил Нестеров, конечно. Образное решение русских монастырей, так вписывающихся в окружающую природу, в том сериале, который я упомянул — «Паломничество в Вечную Россию» (это было путешествие по святым местам России), — от Нестерова. Я специально просил оператора, чтобы пейзаж был таким, как у Нестерова в его работах «Видение отроку Варфоломею», «Юность преподобного Сергия» и других, где пейзаж одновременно конкретен и глобален, передает идею красоты русской природы.

Живопись, русские художники для меня — как некая точка преломления. Когда вижу их работы, сразу думаю, а как бы я это снял, как это использовать в работе, в кадре.

— В сериале «Паломничество в Вечную Россию» вы делаете акцент на архитектуре. Теперь понятно почему.

— Да, я люблю русское искусство. По мнению Л.Н. Толстого, если упрощать, искусство — передача чувств. И мне всегда хотелось в том, что я делаю (неважно, играю ли я роль, или снимаю документальный фильм), мое ощущение — от исторической личности, от картины, от храма, от пейзажа — перенести на экран, чтобы зритель, сидя у экрана, почувствовал то же, что и я.

— И в сериале «Паломничество в Вечную Россию» и в сериале про Академию художеств чувствуется общая стилистика и даже повторяются некоторые мотивы, например, мотив воды. Специально?

— Да, это то, что называется почерком. Если сейчас буду что-то снимать, то стилистически близко, под таким углом зрения. Да, мотив воды, кстати, тоже неслучаен. Вода для меня — ключ, родник, источник чего-то светлого, отсюда и ощущение Родины, а также бодрости, свежести. Я сам раз в неделю стараюсь выбираться на источники и окунаться в их ледяную воду. Например, Гремячий Ключ рядом с Троице-Сергиевой лаврой, источник рядом с Дивеево… Когда ты трижды погружаешься в ледяную воду, температура которой постоянно держится в пределах 4 градусов, потом чувствуешь такой внутренний подъем, просветление!

— Понятно, что логика фильма про Академию художеств — по правителям. А как отбирали художников? Ведь в правление одного императора обычно — целый ряд великих, всех не уместить в формат серии.

— У нас было два опытных консультанта-искусствоведа, и они рекомендовали, на ком из мастеров остановить внимание. Когда был предварительной просмотр первого монтажа и Зураб Константинович Церетели пригласил своих друзей, в том числе Андрея Дементьева, тот после просмотра воскликнул, обращаясь ко мне: «Алёша, почему есть Венецианов, но нет Сороки?!» Он оказался не единственным, кто спросил: «А почему нет вот этого художника?» Григория Сороку мы, кстати, в фильме называем, и понятно, что этот потрясающий художник достоин отдельного разговора. Но если бы мы слушали не выбранных консультантов, а всех, то вряд ли получилось бы снять фильм, особенно когда перед тобой период в 300 с лишним лет.

Но, в принципе, я счастливый человек в том смысле, что в фильме осталось всё, что бы мне хотелось, чтобы там было. Я не умею принимать все правки без разговоров, без борьбы, и продюсеры об этом знают. Тем более, я с самого начала договариваюсь, что буду делать так, как я хочу (прислушиваясь, естественно, к советам консультантов), и продюсеры это принимают, а если им надо реализовать какие-то собственные идеи, пусть приглашают для этого другого человека.

Кто в ответе за искусство

— Когда вы работали над фильмом об Академии художеств, сформировалось у вас мнение о том, кто должен поддерживать искусство — государство или частные меценаты?

— На этот вопрос, наверное, я ответил самой идеей фильма. Было человек семь-десять, желающих снять этот фильм, и все предлагали свои идеи, в том числе маститые режиссеры. Надо было доказать свое право на съемки, и я придумал концепцию, благодаря которой мне и выпала честь снимать. Я построил сценарий не по стилевым периодам, не по именам великих художников, а по периодам правления императоров. Каждая глава телефильма — чье-то царствование, и открывается она его портретом. Когда мы всё уже сделали и я пересматривал фильм, еще раз убедился, что такой подход был правильным. Ведь во многом тенденции в искусстве, его развитие были связаны с тем, кто в данный момент находился на троне, какова была политика царствования, хотим мы этого или нет. Например, Александр III любил всё русское, и что мы видим в искусстве? Всплеск интереса к русским традициям, возникновение неорусского стиля, появление картин на темы русской истории… да взять хотя бы храм Воскресения Христова («Спас-на-Крови»), который построен на месте убийства Александра II. Все проекты, в том числе первый — Леонтия Бенуа, были отклонены Александром III. В итоге был выбран проект архитектора Альфреда Парланда, сделанный в русском стиле, и появился храм в том виде, в котором мы его знаем.

Несмотря на то, что проблема «художник и власть» существует, все-таки в фильме на примере Академии художеств я старался показать, как важно, когда власть поддерживает искусство, и какие в итоге получаются результаты.

— Есть планы новых проектов, прямо или косвенно связанных с искусством?

— Сейчас как раз думаю об этом. Фильм «Паломничество в Вечную Россию» я снимал много лет назад, и многое было совсем по-другому. Например, не было в Дивеево Богородичной Канавки, на этом месте находился интернат, который предстояло расселять, возрождено много храмов, монастырей. Сейчас я снова хочу сделать «Паломничество в Вечную Россию», так же посетить знаковые святые места и рассказать о них. Но мне не хочется делать фильм-путешествие, который насыщает туристический эгоизм, рассказывает о каких-то бытовых вещах: где остановиться, куда пойти на экскурсию. Ни в коем случае! Это будет рассказ — через русскую живопись, архитектуру, литературу — о православных святынях Отечества.

АВТОР Оксана Головко

Источник: журнал «Вода живая» (сентябрь 2021)