Метка: публицистика

Почему одного из самых известных князей Александра Ярославича, чье 800-летие широко отмечается в 2021 году, прозвали Невским, вроде бы очевидно. Все мы знаем его еще со школьной скамьи: потому что князь разбил шведское войско на реке Неве. Однако сейчас ряд историков усомнились в правильности этой версии.

Сыновья Невского

Дело в том, что во многих летописях Александра называют Храбрым. Зато Невскими числятся его сыновья, которые на битву со шведами никак попасть не могли.

«В поисках самого раннего сочинения, где упомянуты княжеские прозвища (оговоримся, имеются в виду прозвища, вымышленные книжниками, а не присвоенные современниками), обнаруживаем, что почти весь их репертуар присутствует во внелетописной статье «А се князи русьстии». Сын Ярослава Александр назван и Невским, и Храбрым, что опять же свидетельствует о неустойчивом характере его прозвища. Важно подчеркнуть, что прозвище Невский впервые фиксируется в данном тексте», – отмечает доктор исторических наук, директор Санкт-Петербургского института истории РАН Алексей Сиренов в своей работе «О прозвищах древнерусских князей».

Летопись, на которую он ссылается, предположительно появилась только в начале XV века, то есть спустя почти 200 лет после той самой битвы на Неве, и зафиксировала, что современники князя и самые ближайшие его потомки, получается, еще не были уверены, что имеют дело именно с Александром Невским. Хотя, признавая его победы, и называли князя Храбрым.

При этом историки отмечают, что прозвище Невский можно встретить применительно к сыновьям Александра Ярославича. В повести «О зачале царствующего града Москвы», находящегося в «Хронографе Дорофея Монемвасийского» конца XVII века, говорится: «Лето 6889-го октября в 29 день в Володимере граде по державе князя Владимира державствовал князь Андрей Александрович Невский, а во граде Суздале державствовал князь Данил Александрович Невский». Но оба сына родились уже позже той самой битвы, а значит, никак не могли заслужить подобное прозвище ратными подвигами.

Владения на реке

Объяснений этому феномену два. Либо Невский уже представлял нечто вроде княжеской фамилии, и поэтому сыновей Александра назвали Невскими по наследству, чтобы подчеркнуть преемственности от знаменитого князя и не путать их с другими Рюриковичами. Но в этом случае надо признать, что фамилия не закрепилась. Либо, как считает историк Игорь Данилевский, прозвище Невский объясняется происхождением от владений князем землями возле реки Невы.

«Судя по всему, у него там владения были, и это было владельческое прозвище. Во всяком случае, так считают у нас историки, которые серьезно занимались этими вопросами. Есть такая фраза в рассказе о Невской битве, что так называемый «король части римския» хочет захватить «землю его», то есть Александра. А князья не имели права на земельные владения в пределах новгородских земель. Следовательно, не исключено, что дальние какие-нибудь берега Невы именно ему и принадлежали», – отмечает Данилевский.

Почему же в конечном итоге в историографии утвердилось именно это прозвище, хотя вроде бы Александр Храбрый звучит не менее красиво? Алексей Сиренов считает, что, как ни странно, это связано с другим известным князем-полководцем.

«В начале XVI в. только два древнерусских князя носили прозвища, данные им книжниками по названиям рек и битв, – это Александр Невский и Дмитрий Донской. Один из них защищал от захватчиков Родину с запада, а другой – с востока. Вполне вероятно, что их подвиги воспринимались в некоем едином историософском контексте», – рассуждает историк.

Он также напоминает о летописном предании, согласно которому накануне Куликовской битвы некие старцы молили Александра Невского оказать помощь Дмитрию Донскому: «…в тъй час великий князь Александр въста из гроба, и въскоре невидими быста». И это предание, безусловно, демонстрирует, что оба князя-защитника воспринимались на Руси в единой связке.

Источник: Аргументы и факты — Петербург

12 сентября — день памяти Александра Невского — святого князя, легендарного воина и полководца, в XIII веке сберегшего страну от уничтожения. Это фигура-эмблема, заявленная как «имя России» еще во время телеопроса 2008 года.

Но если суммировать все достоверные, выявленные историками факты о князе, то получается портрет не столько храбреца и смельчака (хотя Чудское озеро, Нева и битвы с литовцами подтвердили и это), не столько тонкого дипломата, умеющего почти обо всем договориться и обернуть чужие претензии в пользу своей страны, сколько человека очень умного. Точнее всех понимающих большую политику и то, что Русь и ее людей в ней ждет в том или ином случае. И выбирающего оптимальное, соразмерное с положением дел решение. Он был умным правителем.

В год его 800-летия мы не только поставили ему новые памятники, но и многое поставили на свои места в памяти о нем. Каких ошибок нам следует избегать, говоря об этой легендарной фигуре, читателям «РГ» объясняет доктор исторических наук, профессор исторического факультета МГУ, автор недавно вышедшей книги «Александр Невский: воин, государь, святой» Дмитрий Володихин.

Какие нападки на князя наиболее распространены?

Дмитрий Володихин: Самая показательная — преуменьшение масштаба и значения знаменитых побед Александра Ярославовича — Невской битвы (1240 год) и Ледового побоища (1242 год). Упорное сокращение исторического масштаба этих битв — довольно длительная тенденция в историографии, зарубежной и нашей. Но — неадекватная, источники говорят, что битвы были крупными и по количеству сражающихся, и по своему значению.

Но еще более масштабной, чем немецкая и шведская, была в середине XII века литовская угроза. Однако о трех больших полевых сражениях, выигранных Александром Невским у литвинов, и о том, что он смог благодаря своему дипломатическому дару направить против Литвы удар Орды, ничего нет ни в учебниках, ни в научно-популярной литературе. Об этом мало кто знает, кроме специалистов.

Позабытые битвы досадны, но они гаснут по сравнению с нахальными обвинениями князя в предательстве интересов Руси, коллаборационизме, а то и сотрудничестве с Ордой…

Дмитрий Володихин: Да, дескать, прекратил национальное сопротивление, положил под ноги монголов Русь, начал давать Орде дань — это, конечно, куда более недобрая и несправедливая критика…

У Александра Ярославовича был небогатый выбор: героически погибнуть, как дядя и брат, и в самоубийственном стремлении прославить себя молодецким контрударом «угробить» всю Русь или подчиниться чудовищной силе ордынцев и платить им дань, потому что справиться с колоссальной монгольской империей на тот момент было невозможно. Он выбрал вторую стратегию. Она оказалась выигрышной, позволила сохранить собственную веру, собственное — русских князей, Рюриковичей — управление, собственную Церковь и полунезависимое существование. Впоследствии, когда Орда ослабнет, а Русь объединится, именно основа, заложенная при Александре Невском и его отце Ярославе Всеволодовиче, позволит скинуть ордынское иго и заново создать собственно русскую государственность.

За обвинениями в предательстве государственном тянутся обвинения в предательстве личном — своего брата Андрея, против которого он якобы позвал на Русь из Орды Неврюеву рать. Википедия так прямо и пишет: «возможно, по просьбе Александра Невского».

Дмитрий Володихин: Тщательный анализ источников показывает беспочвенность и бездоказательность этих предположений. Наоборот, с большой долей уверенности можно говорить, что появление на Руси Неврюевой рати — результат крайней политической неосторожности его брата Андрея. Эта неосторожность очень дорого обошлась Руси, многие города сгорели от ордынцев, а поражение в битве у Переславля-Залесского сократило и без того тающую боевую силу Владимирской Руси. Так что это Андрей своим легкомыслием губил Русь, а Александр, сделав очень тяжелый и, может быть, непопулярный выбор, спасал ее.

А споры о его выборе между «западным» и «восточным» путем для России?

Дмитрий Володихин: Понятий «Запад» и «Восток» в XIII веке, конечно, не было. Но Невский никогда не был врагом тех, кого условно можно назвать тогдашним Западом. С Норвегией, например, заключил взаимовыгодный договор и установил прекрасные отношения. И с Ордой у него не было все так уж мирно, как это представляют. И как только появилась возможность избавиться от наиболее скверных форм зависимости, он это в 1262 году сделал.

Он дружил с тем Западом, который хотел с ним дружить. И бил тот Запад, который приходил с полками на Русь. Он подчинялся Орде, потому что не мог ее разбить, а Русь губить не желал. Но подчинялся он ей до определенного предела, и, когда Русь начинала слишком страдать от ордынского нажима, давал отпор.

Исторический вопрос

Мы хорошо понимаем и чувствуем русское средневековье? Или недослышим его?

Дмитрий Володихин: К сожалению, для миллионов людей понятие «средневековье» сегодня существует в нарядах и очертаниях Западной Европы. Мы недочитываем и недослушиваем средневековую русскую литературу, хотя множество наших летописных повестей по интеллектуальному качеству превосходят то, что было в XII-XIII вв. у тех же скандинавов, например.

Чтобы хорошо понять, каким было русское средневековье, нужно, чтобы в литературе и искусстве появились его яркие образы, способные своим очарованием потеснить представление о том, что ну вот там была жизнь, а у нас-то что…

У нас богатая, красивая история, набитая приключениями, знающая высоту духа, желающая отразиться в высокой литературе и высоком искусстве, но выхватить из нее прекрасные образы, не забываемые читателями и зрителями, пока получается не часто.

У нас не то чтобы пусто с историческими романами… Были и Дмитрий Балашов, и Валентин Иванов (пусть спорная, но все-таки яркая фигура). Недавно прекрасный роман «Русь на Мурмане» написала Наталья Иртенина.

Но против одного нашего неплохого исторического романа о той или иной эпохе — десяток европейских. И двумя-четырьмя хорошими историческими писателями по истории русского средневековья нам уже не отделаться, их нужно больше. Может быть, нам нужны и какие-то заказы и гранты от государства. Потому что многие хорошие, сильные, оригинальные авторы не хотят рисковать и писать книги, которые то ли издадут, то ли не издадут.

Между жизнью и смертью

Почему так живуча легенда, что Александр Невский был отравлен в Орде?

Дмитрий Володихин: С большой долей вероятности можно предположить, что в Орде был отравлен его отец. Об этом говорят источники разного происхождения, и тело Ярослава Всеволодовича после кончины очень видоизменилось, многие полагали, что под воздействием яда.

Что же касается Александра Ярославовича, то убедительных доказательств его отравления нет.

Его век был относительно кратким, он недалеко зашел за черту своего 40-летия, но для князей Руси в XIII веке это был средний срок жизни. Исследований его мощей для обнаружения яда в костях не проводилось. Источники того времени тоже ничего такого не говорят.

Перед кончиной Александр Ярославович приехал из Орды на Русь, управив дела самым успешным образом и, в общем, мог быть собой только доволен.

Есть две версии его смерти. Постоянные походы и бои расшатали его здоровье, а тут еще его заставили слишком долго торчать в Орде плюс долгий путь в Сарай и обратно, это все и привело к болезни. А вторая версия связана с тем, что Ордой тогда правил хан Берке, только что принявший ислам. У Берке не получилась даже исламизация Орды, она произойдет только век спустя, а уж попытка исламизации Руси в правление Александра Невского тем более ничем не закончилась, мусульман из числа откупщиков дани вышибли из русских городов. К князю Александру в государственном смысле у Берке претензий не было. Но обида — верующего, веру которого выгнали, — могла появиться и остаться. Но это лишь гипотеза.

Источник: Российская газета

Несмотря на то, что князь Александр Невский – один из самых популярных в нашей стране исторических деятелей, достоверных сведений о нем сохранилось не так много. Мы знаем лишь основные вехи его свершений, смутно угадывая за ними образ реального человека, сыгравшего значимую роль в судьбе России.

Тем ценнее для нас архивные источники, среди которых особое место занимает переписка Папы Римского Иннокентия IV с князем-воином.

Между крестоносцами и монголами

Письма, направленные Иннокентием IV Александру Невскому, хранятся в архивах Ватикана и датированы 1248 годом. В этот момент бóльшая часть Руси все еще лежала в развалинах – русские земли не успели оправиться от нашествия Батыя. Одновременно с запада на нее поглядывали другие хищники – немецкие крестоносцы, шведские рыцари, литовские князья, начинающие под разными предлогами «подбирать» под себя опустошенные Ордой земли. Особенно ценными трофеями могли бы стать Новгород и Псков – крупные торговые города, которые, в отличие от того же Киева или Владимира, не были разорены монголами и принесли бы своим новым хозяевам гигантские прибыли. С позиций наших дней понятно – захват этих территорий означал бы окончательную потерю русскими выхода к Балтике, и, возможно, такое государство, как Россия, никогда бы и не возникло на карте мира.

И у западных рыцарей были все основания рассчитывать на такой поворот событий – буквально только что (по историческим меркам) они успешно прибрали к рукам Прибалтику, активно осваивали Финляндию, а литовские князья уже начинали расширять территорию своего княжества за счет западных русских земель. Однако молодой новгородский князь сумел остановить этот натиск – в 1240 году Александр громит шведов на Неве, в 1242 году – крестоносцев на берегах Чудского озера, а в 1245 году уничтожает несколько литовских отрядов (только князей тогда погибло не менее 8, а сами литовцы, по выражению летописца, стали «блюстися имени его»).

И в то же самое время эти блестящие военные успехи на европейском направлении лишь оттеняли настоящую катастрофу на юго-востоке. Численность воинских контингентов, которые могли выставить западные противники, их выучка и вооружение были сопоставимы с военными силами русских княжеств, и поэтому победа в прямых столкновениях действительно зависела от таланта полководца и мужества рядовых бойцов.

А вот с монголами такое повторить не удалось бы. Кочевники имели многократное численное превосходство, и любое вооруженное противостояние с главными силами Орды неизменно заканчивалось полным разгромом. Русские князья были вынуждены считаться с этим фактом и, пытаясь обезопасить себя и свои земли, признавать верховенство монгольского хана. Но и это не всегда становилось гарантией спокойствия – так, отец Александра Невского, Ярослав, был вызван в ханскую ставку, в Каракорум, и отравлен там 30 сентября 1246 года.

Грозная сила монголов пугала и европейцев, прекрасно понимавших, что если Орда, исполняя заветы Чингисхана, вновь отправится в путь, то никакие рыцарские ордена не сумеют удержать кочевников. Поэтому, когда стало понятно, что даже обескровленную Русь так запросто к рукам прибрать не удается, возникла идея создать из нее своего рода щит, который прикрывал бы Европу от монголов. И на смену военным операциям пришли дипломатические, частью которых и были обращения папы римского к Александру Невскому.

Льстивые речи

В Средние века в Европе едва ли не главным отличительным признаком «свой-чужой» было вероисповедание. С 1054 года единая христианская церковь окончательно раскололась на западную (католическую во главе с папой римским) и восточную (несколько православных церквей с номинальным первенством Константинопольского патриарха). И хотя какое-то время христиане еще ощущали себя единоверцами, спустя полтора века это чувство уже было утрачено. В 1204 году крестоносцы, отправившиеся воевать с мусульманами за Святую землю, захватывают православный Константинополь и устраивают в покоренном городе настоящую резню горожан. Так что прочный союз между Европой и Русью мог бы быть установлен только в случае принятия общей веры – именно с этим предложением папа римский и обратился к Александру Невскому.

Послание начинается с утверждения, что перед смертью в Орде отец Александра Ярослав «страстно вожделев обратиться в нового человека, смиренно и благочестиво отдал себя послушанию Римской Церкви». Об этом якобы сообщил в Рим папский посланник к монгольскому хану Плано Карпини, который и крестил неофита. Понятно, что проверить эти сведения в те времена было невозможно. Иннокентий IV, обращаясь к сыновней почтительности Александра, предлагает и ему последовать примеру отца, «покинуть путь греха, который ведет к вечному проклятию». По мнению папы, этот выбор будет полезен самому Александру – «всяческая мощь и независимость со временем умножаются… тебя среди других католиков первым почитать, а о возвеличении славы твоей неусыпно радеть будем». Заканчивается же это полное льстивых оборотов послание вполне деловым предложением, из которого сразу становится понятен основной смысл письма: «Просим тебя об особой услуге: как только проведаешь, что татарское войско на христиан поднялось, чтоб не преминул ты немедля известить об этом братьев Тевтонского ордена, в Ливонии пребывающих, дабы как только это (известие) через братьев оных дойдет до нашего сведения, мы смогли безотлагательно поразмыслить, каким образом, с помощью Божией, сим татарам мужественное сопротивление оказать». Другими словами, в обмен на принятие католичества и некие эфемерные почести Александру Невскому и всей русской земле предлагалась почетная роль передового отряда смертников в борьбе с Ордой.

Внешнее управление

Ответ князя не сохранился, но, как предполагают историки, он был уклончиво-дипломатичным – откровенно ссориться с папой, который вполне мог организовать очередной крестовый поход на русские земли, Невскому не хотелось. Более того, судя по всему, к этому моменту в Пскове активизировалось строительство католического собора – в городе было много купцов и выходцев из Северной Европы, и потому папа римский счел это добрым знаком. К князю были отправлены папские легаты и новое послание, в котором Александра Невского официально именуют уже «новгородским королем» (а это важная тонкость – королями в те времена называли только монархов-католиков). Иннокентий IV пишет: «…мы, нежно заключая тебя как избранного сына Церкви в объятия наши», благодарит Невского за разрешение построить собор в Пскове (Плескове). И заодно сообщает, что податель этого письма будет на Руси полномочным представителем папы, с самыми широкими полномочиями: «Мы обращаемся к твоему королевскому величеству с молениями, предостережениями и настойчивыми просьбами, дабы ты подобающим образом принял его как выдающегося члена Церкви… и с уважением воспринял то, что он посоветует тебе ради спасения твоего и твоих подданных». Как видим, традиции внешнего управления чужой страной через специально присланных советников появились очень давно.

Но папа явно поспешил с выводами. Александр Невский вовсе не собирался переходить в католичество, решение о строительстве собора в Пскове так и не было принято, и потому папские легаты получили во время встречи короткий и обескураживающий ответ: «Обо всем этом хорошо знаем, и от вас учения не приемлем».

После этого римские папы Александру больше не писали, а в 1256 году против Руси был отправлен новый крестовый поход – Александру пришлось опять браться за меч, и в этот раз русские воины не ограничились защитой своих владений. Новгородцы по льду перешли Финский залив и атаковали шведов на территории захваченной теми Финляндии, загнав противника к Полярному кругу и с победой вернувшись в Новгород.

Это интересно: Крестовый поход против Орды

Некоторые публицисты убеждены, что Невский зря отказался от предложения папы. Приняв католичество и королевскую корону, он помог бы Руси войти в «семью европейских народов», совместными с крестоносцами усилиями сбросив монгольское иго. Однако профессиональные историки сомневаются в реальности такого сценария.

Дело в том, что одновременно с Невским аналогичное предложение получил и другой русский князь Даниил Галицкий. И он его принял, короновавшись как «король русский – Rex russiae» в 1254 году. Папа римский объявил крестовый поход против Орды, но западные рыцари почему-то не поехали на Русь бить кочевников. На помощь Даниилу пришли только соседи-литовцы, и они двинулись освобождать Киев, разбив пару небольших татарских отрядов. Но по дороге выяснилось – союзников вовсе не интересует победа, они просто хотят захапать побольше трофеев. Возник конфликт, литовцы ограбили окрестности города Луцка и удалились восвояси, оставив Даниила самостоятельно решать свои проблемы с монголами. Крестовый поход против Орды завершился грандиозным пшиком. Коготок увяз – всей птичке пропасть. И хотя лично Даниил Галицкий сумел сохранить и голову, и титул, но уже его потомки вынуждены были пойти на поклон к тем же западным феодалам, а Галиция на века потеряла свою самостоятельность.

АВТОР: Сергей Хорошавин

Источник: Аргументы и Факты — Санкт-Петербург

К  идеологическому наследию Александра Невского русское политическое сознание обращается в переломные эпохи, когда кажется, что «порвалась дней связующая нить».

Хранитель русской идентичности

К  идеологическому наследию Александра Невского русское политическое сознание обращается в переломные эпохи, когда кажется, что «порвалась дней связующая нить» и необходимо как-то соединить их обрывки. И при Иване Грозном, и в эпоху Петра I, и в 1930‑е годы Александра Невского вспоминали как имя, скрепляющее воедино перипетии русской истории. В нем видели хранителя ее единства и преемственности.

Этих качеств — единства и преемственности — Древняя Русь лишилась к тому времени, когда Александр взошел на престол Новгородского княжества: неокрепшая феодальная государственность не выдержала испытания Ордой. Казалось, что и русского народа больше не будет на политической карте мира: среди современников Александр был, увы, одним из немногих, кто в полной мере осознавал всю горечь случившегося. И чаша страданий, глубину которых донесли до нас авторы «Слова о погибели Русской земли» или «Повести о битве на реке Калке», не отравила, но отрезвила его: осознание произошедшей катастрофы превратило удельного князя в фигуру нефеодального масштаба. «О, Русская Земля! Ты уже за холмом!» — так могли говорить люди, вставшие над феодальным сознанием эпохи. Святой Александр был одним из тех, кто, испив чашу страдания до конца, смог соединить в своей политической деятельности идеализм и прагматику.

В чем же идеализм великого князя? В том, что в трагический момент поражения он не отказался от тяжелого государственного труда по осознанию собственной идентичности, определению собственной стратегии, в которой одной и был залог будущей победы. Невская битва и Ледовое побоище, быть может, не самые большие битвы в истории Средневековья, но именно в них Древняя Русь раз и навсегда сделала свой выбор, совершив великий труд самопостижения. Выбрав путь православия, она обозначила свое место на будущей карте мира. И это — труд князя Александра. Выбор не был легким, его не мог сделать просто прагматик или реалист: за три десятилетия до того, в 1204 году, крестоносцы разграбили Константинополь, поставив на колени самую могущественную православную державу в мире. Защищая православную веру, князь Александр мог опираться только на собственные силы, которые были скудны; и помощи ждать было неоткуда. Только идеалист, верящий в правоту православного выбора своих далеких предков, мог принять такое решение.

Прагматизм же князя Александра был не менее труден и болезнен: выбор в пользу православия требовал жертв, и он сознательно на эти жертвы пошел. Нужно было смириться с экономической эксплуатацией собственного народа, «сдать» татарам еще не покоренный Новгород, унижаться перед врагами, выпрашивая у хана ярлык, усмирять благородные, но бессмысленные антитатарские выступления — на плечах Александра Ярославича лежало тяжелое бремя. И это была та цена, которую платили он и его народ за сохранение веры. Но, сохранив идентичность Руси, накалив православие — этот идеологический стержень древнерусского государства, — он заложил основы будущей победы Руси над своими врагами (и не просто победы, но и подлинно христианского триумфа симфоничности — ведь впоследствии значительная часть государства Чингизидов вошла в состав России). Этот подвиг духовного прозрения и княжеского смирения сделал его святым — сначала в глазах немногих дальновидных современников, а затем, по мере того, как его деятельность стала приносить плоды, все большего количества людей.

Народный святой

Наряду с преподобными Сергием Радонежским и Серафимом Саровским, святым равноапостольным князем Владимиром, благоверный князь Александр Невский — один из наиболее почитаемых святых Русской церкви. И почитание — это подлинно народное, не инициированное «сверху». В князе Александре Ярославиче русские видят нечто созвучное своему идеалу человека.

Средневековая литература об Александре Невском, в изобилии появившаяся в XVI–XVII века, сразу после канонизации его как общерусского святого, идеализирует князя: его сравнивают с такими библейскими персонажами, как праведный царь Езекия или Иисус Навин, подчеркивается покровительство Александра Церкви, его послушание священноначалию. Но за этой идеализацией прослеживается что-то выходящее за рамки житийных шаблонов: образ Александра не «по-житийному» живой и притягательный. Так же притягательны и живы персонажи былин, герои русских сказок или, например, такие литературные герои из народа, как Василий Теркин или Григорий Мелехов — князь Александр будто бы стоит в их ряду. Говоря современным языком, это «что-то» можно назвать мужским идеалом: в нашем коллективном сознании Александр есть воплощение мужественности — и во внешности, и в характере. Он — идеальный мужской характер, который так безуспешно искали в своих героях писатели Золотого века русской литературы, но который смогла «нащупать» в святом князе средневековая агиографическая литература.

Внешность Александра — что называется «типично славянская», среднерусская. На иконах допетровского времени Александр — тогда его изображали без меча и воинских атрибутов — предстает перед нами хорошо сложенным, кудрявым, русоволосым человеком: «аки Георгий», он «рус, плечист телом, сановит и добротою исполнен, власы кудреваты и кудерцы видать» (из руководства по иконографии — иконописного подлинника XVII века). В «Повести о житии и храбрости благоверного и великого князя Александра», написанной в XIII веке, приводится портрет Александра. Ростом он «выше иных людей», голос имеет звонкий, «словно труба в народе». Лицо у Александра красивое, «словно лицо Иосифа». Чем не идеал русской мужской красоты? (И, быть может, не случайно в этой связи, что прозвище «Невский» взял себе известный бодибилдер Александр Курицын).

Что касается характера, то в князе Александре проявляются опять же типично русские черты: с одной стороны, христианское смирение и мудрость, которая из него проистекает, а с другой — бесстрашие в часы опасности и молодецкая удаль (столь характерная для многих русских людей). С небольшой дружиной он атакует превосходящих по численности врагов, наносит удар смело и неожиданно (так мы обычно представляем себе Невскую битву): «и самому королю возложил печать на лицо острым своим копьем». Автор «Повести» сравнивает князя с римским императором Веспасианом, в новозаветные времена покорившим Иудею и, согласно легенде, при взятии одного из городов в одиночку, без войска, отразившим врагов. Мужеству Александра поражаются даже враги: «царь Батый, узнав о его мужестве, возлюбил его паче всех князей» (из Новгородской летописи XV века) — можно вспомнить сцену из «Судьбы человека» Шолохова, где «русское достоинство и гордость» Андрея Соколова испытывает комендант концлагеря.

Несмотря на молодость, Александр умен, прозорлив, и Господь отмечает его знаком мудрости — немногословием: если он говорит что-то, то говорит коротко, но метко. Афористичность, народная простота его речи видна в сравнении с речами героев других народов. «Я забочусь не о том, чтобы Бог был на нашей стороне. Я более всего забочусь о том, чтобы мы были на Его стороне», — велеречиво рассуждает герой американской истории (эта фраза принадлежит Аврааму Линкольну). А Александр формулирует ту же мысль проще: «Не в силе Бог, но в правде». Хотя немногословие — скорее женская добродетель, но умение точно выразить мысль, сделать из мысли пословицу — это то, что было присуще народному герою-мужчине во все времена:

 Не прожить, как без махорки
От бомбежки до другой,
 Без хорошей поговорки
 Или присказки какой.

Наконец, идеальный мужской характер не бывает полон без жертвы, которую герой приносит «за други своя»: хотя мнения историков в этом вопросе расходятся, народная память однозначно приписывает кончину Александра отравлению в Орде — таким образом, положительные качества героя сливаются воедино в высшей точке: как и подобает святому, князь Александр Ярославич кладет свою жизнь на жертвенник высшего закона любви — ценою жизни спасает свой народ и Отечество.

Владимир Иванов

Источник: журнал «Вода Живая»