Начиная с XVIII века, иконописный образ князя Александра Невского органично соседствует с его светскими, историческими изображениями. Это редкий случай, когда лик святого оказался одинаково притягателен и для церковных, и для мирских живописцев.
В живописи светская трактовка образа князя, прославившегося победами на Неве и Чудском озере, как и многое другое в истории нашей страны, берет начало в эпоху Петра. До этого его лик писали лишь на иконах, а в XVIII веке наряду с иконописными изображениями появляются светские образы знаменитого полководца, защитника русской земли.
Два события Петровской эпохи – основание новой столицы (1703) и борьба со шведами (Северная война, 1700–1721) – предопределили интерес первого российского императора к крупнейшей личности русского Средневековья. При возведении Санкт-Петербурга формировался миф о святых – покровителях города, среди которых, конечно, главный небесный патрон царя – апостол Петр (в его честь и назвали стремительно строящуюся столицу), а также святой благоверный великий князь Александр Ярославич.
Почему выбор пал на него? Ответ очевиден: исторические прецеденты всегда очень ценились. Петру I было важно, что именно Александр Невский здесь, у устья Ижоры (то есть фактически в черте новой столицы России!) еще в XIII столетии побивал шведов. Стоит ли удивляться, что в условиях недавно отгремевшей Северной войны прославление великого полководца, за пять веков до Петра, в 1240 году, добившегося победы над шведами, стало особенно актуально.
30 августа (12 сентября по новому стилю) 1724 года – в день заключения Ништадтского мира со шведами (1721), знаменовавшего завершение Северной войны – произошло торжественное перенесение мощей Александра Невского из Владимира, где он был погребен в 1263-м, в Санкт-Петербург. Российский флот в полном составе (участие принимал даже ботик Петра I) пошел вверх по Неве навстречу галере с мощами святого. Император перебрался на галеру, сам встал у руля, а бывшие с ним сановники сели за весла. При пушечном салюте и колокольном звоне реликвия была встречена на брегах Невы и перенесена в Троицкий собор первого монастыря Петербурга, который впоследствии станет Александро- Невской лаврой (по преданию, будущая лавра построена на месте победы князя над шведами). До революции день 30 августа был в стране выходным и всегда отмечался грандиозным крестным ходом по Невскому проспекту…
Несколькими месяцами ранее, в июне 1724 года, Святейший синод вынес постановление: Александра Невского «в монашеской персоне никому отнюдь не писать», а изображать следует «во одеждах великокняжеских». Отныне святой предстает в доспехах и мантии – в обличье, «приличном» европейскому военачальнику или правителю (так со второй половины 1690-х годов иностранными и русскими портретистами изображался и сам Петр I). В этой связи уместно упомянуть проповедь Феофана Прокоповича, произнесенную 23 ноября 1718 года, в день памяти Александра Невского, где была проведена четкая параллель между великим князем и Петром. И именно таким, «в рыцарских доспехах и царской мантии, отороченной горностаевым мехом», святой изображен московским иконописцем Андреем Меркурьевым (Поспеловым) «со товарищи» на иконе из иконостаса Петропавловского собора в Санкт-Петербурге.
«Торжественный въезд Александра Невского в город Псков после одержанной им победы над немцами» Григория Угрюмова (1764–1823) – одна из самых масштабных работ XVIII века, посвященных герою Невской битвы и Ледового побоища. В глазах современников Г.И. Угрюмов был «отцом исторической живописи», едва ли не создателем этого жанра. «Живописец, наполненный любви Отечества, он достоин предавать бессмертию славу российских героев», – писал о нем почетный член Академии художеств М.Н. Муравьев. Картину заказывает в 1793 году императрица Екатерина II для только что перестроенного Троицкого собора Александро-Невской лавры (сейчас она находится в Государственном Русском музее). Фактически закладывается новая традиция – использования опыта исторических живописцев для оформления храмов.
В основу сюжета здесь положен мотив торжественного победного шествия, который сложился в гравюрах времен Петра I как аллюзия на римские императорские триумфы.
В центре – триумфатор на белом коне. Шествие движется из глубины полотна, и конца ему не видно, что подчеркивается ритмом возвышающихся над головами воинов копий. Поговаривали, что внешне Александр Невский на картине Угрюмова похож на цесаревича Александра Павловича – любимого внука Екатерины Великой, будущего императора Александра I.
Заметным явлением в русском искусстве середины XIX века стало строительство в 1838–1849 годах Большого Кремлевского дворца по проекту архитектора Константина Тона. Пять больших парадных залов посвящались пяти главным российским орденам, в честь которых они и получили названия: Владимирский, Георгиевский, Александровский, Андреевский и Екатерининский. Для оформления Александровского зала профессору исторической живописи Академии художеств Федору Моллеру (1812–1874) был заказан цикл из шести картин, рассказывающих о деяниях Александра Невского. Выбор сюжетов был обусловлен стремлением показать важнейшие события из жизни князя. Арочное решение цикла соответствовало архитектуре Александровского зала.
Самая динамичная композиция – «Александр Невский побеждает ярла Биргера на реке Ижоре», где показан решающий момент схватки со шведами у устья Ижоры. Биргер, согласно Житию Александра Невского, «возгордившись», дерзнул передать правителю Новгорода через своих послов: «Уже я здесь, хочу попленить землю твою, – если можешь, обороняйся». Эти слова звучат набатом для князя, занесшего в праведном гневе оружие над пошатнувшимся врагом: «и самому королю [так в Житии назван ярл] возложи печать на лице острым своим копием».
Александр Невский стал важнейшим героем росписи храма Христа Спасителя, задуманного как памятник русскому народу – победителю в Отечественной войне 1812 года. Согласно проекту того же архитектора, что строил Большой Кремлевский дворец, Константина Тона, главный алтарь храма был посвящен Рождеству Христову, престолы двух боковых приделов – Николаю Чудотворцу и Александру Невскому. Придел святого благоверного князя соотносился с именами сразу трех российских императоров, имеющих прямое отношение к судьбе храма: Александру I принадлежал замысел его создания, при Александре II завершилось строительство собора, а в царствование Александра III он был освящен. Сцены из Жития Александра Невского на северной стене придела его имени поручено было написать Генриху Семирадскому (1843–1902). В Государственном Русском музее хранятся эскизы, дающие хорошее представление об этих утраченных ныне работах (росписи погибли во время сноса храма Христа Спасителя в 1931 году).На одном из них, «Александр Невский принимает папских легатов», изображен ключевой эпизод Жития святого, связанный с отказом от предложения представителей Рима обратиться в католическую веру. «От вас учения не примем», – заявил благоверный князь.
Кроме того, росписи храма Христа Спасителя включали в себя «Погребение святого благоверного великого князя Александра Невского». В Житии описано посмертное чудо: когда тело князя было положено в гробницу, хотели разжать его руку, чтобы вложить грамоту духовную, но Александр сам поднял руку и принял грамоту, что произвело колоссальное впечатление на всех присутствовавших при этом. Крупнейший знаток истории искусства П.П. Гнедич считал эту работу лучшей в цикле Г.И. Семирадского. «Эффект мертвой руки, раздвинувшей черную схиму, для того чтобы взять отпускной лист, передан с большим настроением», – писал он.
В конце XIX века Виктор Васнецов (1848–1926) создает свой образ благоверного князя для иконостаса Владимирского собора в Киеве. Его трактовка отличается от канонических. Дело не только в том, что изображение святого дано почти в профиль. По статичной мощи фигуры, суровому выражению лица васнецовский «Святой князь Александр Невский» вполне мог бы стать в ряд с русскими богатырями, многократно воплощенными в работах художника.
Особое внимание к образу Александра Невского было приковано в годы Великой Отечественной войны. После выхода на экраны в 1938 году одноименного фильма Сергея Эйзенштейна князь, на протяжении 20 лет советской власти преданный забвению, снова становится одной из популярнейших фигур русской истории. Не случайно его имя упомянул в своей знаменитой речи на параде 7 ноября 1941 года И.В. Сталин: «Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожар- ского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!»
Многие живописцы вновь обратились к образу князя, не раз прогонявшего с родной земли незваных гостей. Картина Владимира Серова (1910–1968) «Ледовое побоище» (Пензенская областная картинная галерея им. К.А.Савицкого) была создана в блокадном Ленинграде в 1942 году – в 700-ю годовщину победы Александра Невского над немецкими рыцарями на Чудском озере.
А годом ранее, в 1941-м, уже в первые дни войны на ленинградских улицах появился плакат кисти этого художника «Били, бьем и будем бить», в котором использован экранный образ великого князя, блестяще созданный актером Николаем Черкасовым. Название плакату дали слова из песни на стихи Василия Лебедева-Кумача «Мы врага встречаем просто: били, бьем и будем бить».
1942 годом датированы и картины Николая Рериха (1874–1947) и Павла Корина (1892–1967). «Самые многочисленные враги Земли Русской бывали посрамлены несломимым духом воинства русского и жертвенным самоотвержением всего народа», – писал в те годы Рерих. Символично, что его работа «Александр Невский» имеет еще и второе название – «Русская война» (собрание Х.К. Кеджривала, Бангалор, Индия).
Подлинным триумфом всесоюзной выставки живописи, графики, скульптуры и архитектуры 1942 года стало полотно Корина «Александр Невский» (Государственная Третьяковская галерея), задуманное как часть написанного позже триптиха. Впрочем, образная самодостаточность этой части, расположенной в центре, такова, что боковые композиции, при всех их художественных достоинствах, представляются если не избыточными, то не совсем обязательными, что было отмечено критикой сразу после демонстрации всего триптиха на выставке в 1943-м.
«Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет!» – эту фразу произносит Александр Невский в финале фильма Эйзенштейна, когда послы Ливонского ордена прибыли в Великий Новгород просить «вечного мира» после поражения в Ледовом побоище. В советское время особо не афишировалось, что источник этого высказывания – Священное Писание («Возврати меч твой в его место; ибо все, взявшие меч, мечом погибнут» – Матф. 26:51– 52, а также «Кто ведет в плен, тот сам пойдет в плен; кто мечом убивает, тому самому надлежит быть убиту мечом» – Откр. 13:10).
Именно такое название получила дипломная работа выпускника Московского художественного института имени В.И. Сурикова Сергея Присекина, написанная в 1983 году. Огромное полотно (более 150 персонажей, размеры картины – 350 х 650 см) молодого живописца сразу было принято в академических кругах и выставлено в Третьяковской галерее. С 1987-го картина украшала интерьеры советского посольства во Франции, а в ночь перед Пасхальным воскресеньем 1993 года по специальному распоряжению президента России она была доставлена из Парижа в Москву на самолете и впоследствии размещена в конце парадной лестницы аванзала Большого Кремлевского дворца.